КРАТКОЕ ИЗВЕСТИЕ
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Исаак Масса родился в Гаарлеме по всей вероятности в 1587 г.; дата его рождения точно не установлена. Первому издателю его сочинения о Московии в начале XVII в., А. фан дер Линде, не удалось найти никаких известий о его рождении или крещении в архивах гаарлемской общины и церкви. Это дало повод к различным домыслам о его происхождении.
Линде предполагает, что Масса принадлежал к благородной итальянской семье, отступившей от католичества в самом начале Реформации и бежавшей из Италии в Нидерланды. В своем послании к Генеральным штатам из Архангельска от 2 августа 1614 г.[“Вестник Европы”, 1868 г., январь, стр. 238.] Масса утверждает, что его предки “проливали кровь за отечество во Франции и в брабантских войнах”, а отец его, “скромный и благочестивый человек, богобоязненно скончался в Гаарлеме, где он торговал сукнами”. В послании к Морицу, принцу Оранскому, которому Масса посвящает свое сочинение, он упоминает “о всех великих жестокостях испанцев”, которые он частью “видел сам, а частью слышал от родителей, кои - упаси бог! - слишком много претерпели их”, видимо намекая на осаду и разрушение Гаарлема испанцами в 1572-1573 гг. В латинском издании книги “Beschryvinghe van der Samoyeden Landt”, вышедшем в 1613 г., Масса подписался: Jsaac Massa Haerlem., - т. е. Haerlemensis [В. А. Кордт, Очерк сношении Московского государства с республикой Соединенных Нидерландов, Сб. Русск. ист. общ., т. 116, стр. CXII, примеч. 4. ].
В детстве его готовили к торговле шелком. Для изучения торгового дела родители отправили его в Московию, куда он прибыл в 1601 г. и где пробыл целых восемь лет, став свидетелем и очевидцем многих примечательных событий. Живя в Москве, Масса выучился русскому языку и, по его словам, даже переводил с голландского языка на русский описания побед Морица Нассаусского. В 1609 г., морем через Архангельск, Масса вернулся на родину, оставив Московию “полную воин и бедствий”.
Повидимому, еще в 1608 г. нидерландский торговец Исаак Ле Мэр предлагал Массе принять участие в экспедиции, снаряжаемой для отыскания северо-восточного морского пути [В. А. Кордт, Очерк сношений... стр. CXIV. Н. Тыжнов утверждал, что Ле Мэр вел с Массой переговоры в 1612 г. (Сибирский сборник Н. Ядринцева, Спб., 1887 г., Н. Тыжнов, Обзор иностранных известий о Сибири второй половины XVI века, стр. 103). Экспедиция Ле Мэра вышла из Нидерландов 5 мая 1608 г. ]. Масса от этого предложения отказался. Возвратившись на родину, он приступил к составлению своего “Краткого известия о начале и происхождении современных войн и смут в Московии, случившихся до 1610 года”. Приложив. к своему сочинению исполненный пером чертеж Москвы, полученный им от одного московита [Помимо этого изображения, воспроизведенного в приложении к русскому переводу сказания Массы (1874), известен также и другой план Москвы (размером 16,3 x 14 см) в “Album Amicorum” Исаака Массы, хранящейся в Королевской библиотеке в Гааге (о нем см. П. Н. Миллер, Новый план Исаака Массы, Труды Общества изучения Московской области, выпуск 5, Старая Москва, сборник 1, М., 1929 г., стр. 147 - 151 и В. А. Кордт, Отчет о занятиях в голландских архивах, “Известия Академии наук”, 1896 г. сентябрь). ]. Масса поднес свой труд принцу Морицу Оранскому, в надежде, что его усердие не будет оставлено без внимания. Подчеркивая свою преданность и рвение “оказать службу отечеству”, Масса с наивным простодушием намекает принцу, что “подобает вспомоществовать таким усердным людям, - не тем, что имеют достаток, богаты и изнежены, а тем, которые еще молоды, ничего не имеют и стремятся приобрести вечную славу своему отечеству”. Он даже надеется получить аудиенцию и передать “устно” все, что ему известно о “Московии, о ее берегах, о путешествиях, предпринятых по повелению Московских князей в Китай”, и т. п. Никаких известий о том, как принц Мориц принял эту книгу, не сохранилось [О том, что эта книга была представлена им принду Морицу, Масса упоминает также в письме к Генеральным штатам от 2 августа. ].
Книга Массы так и не увидела свет при жизни автора. Однако ему удалось издать две статьи о Сибири, которые вошли в вышедший в 1612 г. в Амстердаме сборник нидерландского географа Гесселя
Герритса, Описание земли: самоедов в Татарии. К статьям Массы была приложена карта [Подробное описание различных изданий анонимных перепечаток и переводов см. в книге: М. П. Алексеев, Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей, т. 1, Иркутск, 1932 г., стр. 238 - 248. Там же напечатаны два отрывка из этих статей Массы (стр. 249-261). ].
В 1612 г. Исаак Масса возвратился в Московию. В резолюции Генеральных штатов от 23 мая 1614 г. его уже звали “молодым человеком, жительствующим в Московии”. А в статейном списке пребывания Массы в Москве под 4 января 1615 г. отмечено: “И голландский посланник Исаак Абрамов-говорит, что в Голландской земле он не бывал уже долгое время” [ГАФКЭ, Архив М. И. Д., Дела голландские, 1615 г., № 1. См. Кордт, стр. CXVI. ].
Генеральные штаты неоднократно поручали ему вести переговоры с Московским государством о свободной торговле [Дипломатическая и торговая деятельность Исаака Массы в Московском государстве с исключительной обстоятельностью изложена В. А. Кордтом в его “Очерке сношений Московского государства с республикой Нидердандов по 1631 год”, Сб. Русск. Ист. Общ., т. 116, Спб., 1902 г., стр. CXII-CCV. См. также “Записки о России XVII и XVIII веков по донесениям голландских резидентов”, “Вестник Европы”, 1868 г., январь, стр. 233-245 (Инструкция Генеральных штатов Исааку Массе и три письма Массы из Архангельска Генеральным штатам о положении дел в Московии от 2, 4 и 29 августа 1614 г.) и август, стр. 797-814 (Три послания Массы Генеральным штатам из Архаигельска от 25 июня 1616 г., А сентября 1616 г. и 2 марта 1620 г.). ]. Умер он в 1635 г.
Записки Массы “о войнах и смутах в Московии” впервые изданы были только в 1866 г. А. фан дер Линде и М. Оболенским: “Histoire des Geurres de la Moscovie (1601 -1610) par Isaac Massa de Haarlem”, Bruxelles, 1866, 2 vol. Это издание содержит в себе голландский текст и французский перевод. Повидимому, значительное число экземпляров второго тома, содержащего французский перевод книги Массы, поступило в Россию, так как к нему были допечатаны новый титульяый лист и обложка русским книгопродавцем Я. А. Исаковым. Таким образом появилась книга: Demetrius L"imposteur (1601 - 1610) par Isaac Masse, St-Petersburg, chez Jacques Isaakoff, М. D. CCCLXVIII.
Голландский текст был также напечатан Археографической комиссией в 1868 г. в издании “Rerum Rossicarum Scriptores Exteri”, t. II, а первый русский перевод - в книге “Сказания Массы и Геркмана о Смутном времени в России”, издание Археографической комиссии, с приложением портрета Массы, плана Москвы (1606 г.) и дворца Лжедимитрия I, Спб., 1874 г. [Более подробно об этих изданиях и характеристику перевода см. ниже. ]
Повествование Массы принадлежит едва ли не к самым важным иностранным источникам о крестьянской войне и интервенции, которую дворянско-буржуазная историография обозначала термином Смутное время. Ученый иезуит, известный историк “смутного времени”, П. Пирлинг с неоспоримым пристрастием собрал довольно значительное число улик против яростного кальвиниста и врага католичества Массы. Но все упреки в недостоверности, в неточности, поверхностности суждений и ошибочности показаний Массы сводятся у него лишь к недостаточному знакомству Массы с дипломатическими делами и к некоторому легковерию, с каким Масса рассказывал о чудесных знамениях, был готов объяснить всю историю самозванца властью нечистой силы и допускал действие самого дьявола с помощью, конечно, иезуитов [П. Пирлинг, Из Смутного времени, Спб., изд. А. С. Суворина, 1902 г., стр. 153. ].
Можно сомневаться, посещал ли Масса двор и пользовался ли расположением царедворцев и дьяков, как это он уверяет в своем посвящении Морицу Оранскому. Возможно, что он не проник дальше сеней и прихожих и преимущественно общался с боярской и приказной челядью, по своей природе весьма общительной, осведомленной и жадной до известий, и питался слухами и рассказами, циркулировавшими в голландской колонии. Так или иначе, но, повидимому, у него был обширный круг лиц, поставлявших ему всяческую информацию о московских делах. Масса приводит иногда несколько версий об одном и том же событии (например, о Болотникове) и сообщает довольно точные сведения о событиях, на которых присутствовал заведомо узкий круг лиц (например, приемы герцога Иоанна, послов Ганзы); его описания этих приемов в деталях близки к отчетам и донесениям самих посольств.
Повидимому, в нем весьма рано развилась способность “весьма ловко узнавать секреты других лиц”, как отозвался о Массе в 1639 г. граф Яков Делагарди, и ни недостаток образования, ни весьма юный возраст, ни скромное положение торгового приказчика не помешали ему получить вполне достоверные сведения о многих исторических событиях. Пирлинг также указывает на недостоверность описания появления Лжедимитрия [В тексте Массы Джедимитрий или Дмитрий Самозванец называется просто Дмитрием. ] в Польше, его первых шагов и на некоторые неточности в изложении истории московского похода. “О тайных бумагах, о побегах в Россию, об участи в посольстве Сапеги в лучших источниках никаких следов нет. Литовский канцлер восставал против Лжедимитрия на сеймах и в записках, представленных королю, и никто из современников не упрекнул его в потворствованиях самозванцу, а возить с собою такую личность в Москву было бы верх потворства” [Пирлинг, стр. 135. ].
Масса, несомненно, упростил и довольно превратно изложил историю сношений Лжедимитрия с папским престолом. По поводу известия Массы о приезде в 1605 г. папского легата для возобновления союза, заключенного в Польше, Пирлинг пишет: “Этот безымянный легат был не кто иной, как секретарь краковского нунция, Аллоизий Пратиссоли, приехавший в Москву с подарками и поздравлениями, но без всяких поручений, как видно из современной переписки. Гораздо важнее было посольство Александра Рангони в начале 1606 г. Он явился от имени папы, его принимали в Кремле с некоторым блеском, и он действительно вел переговоры, хотя никакого союза не возобновлял. Странным образом “слона-то” Масса и не приметил, а если приметил, то об нем не обмолвился. То же молчание соблюдается и о посылке в Рим Андрея Ловицкого, снабженного немаловажной инструкцией Димитрия” [Там же, стр. 159-160. ]. Конечно, Масса не мог проявить столь исчерпывающей осведомленности о сношениях Лжедимитрия с папским престолом, как историк иезуит, много лет посвятивший ученым занятиям в архивах Европы и в частности Ватикана [Именно в результате этих занятий Пирлингом опубликованы весьма важные материалы, в незнании которых он считает возможным упрекать Массу; см. Р. Pierling, La Russie et le Saint-Siege, vol. I-III, Paris; P. Pierling, Rome et Demetrius и др. ]. Но от него не ускользнуло энергичное вмешательство католических кругов в русские дела. Он дал ей свою оценку, понятную в устах протестанта.
Но даже Пирлинг, чья статья являлась до сих пор единственной попыткой подробного критического разбора сочинения Массы, при всей своей неприязни к Массе, чувствуя себя обязанным проявить некоторое историческое беспристрастие, признает, что личные наблюдения Массы большею частью выдерживают проверку и только некоторые из них должны быть отброшены. Он верно передает имена немецких купцов, прибывших в Москву по приглашению Бучинского, верно указывает на учреждение штата телохранителей из иностранцев.
Наконец, очень замечательны записанные Массою обвинения против Лжедимитрия или, как он выражается, “статьи, в которых были изложены причины убиения венчанного царя” [Пирлит, стр. 112-113. ].
Весьма примечательно, что большинство даже не вполне достоверных известий Массы находит себе параллель в русских источниках, летописях и хронографах и, следовательно, имеет за собой какую-то общую устную традицию. Таким образом, неверные и ошибочные суждения Массы находят себе объяснения не в его недобросовестности, а в стоустой московской народной молве, в дошедших до него тревожных слухах и взволнованных рассказах [Параллельные места из русских источников и сказаний других иностранцев о "Смутном времени” частично приведены или указаны в примечаниях. ].
Укажем еще на большое значение работы Массы по русской картографии [В. А. Кордт, Материалы для истории русской картографии, серия 2, вып. 1, Киев, 1906 г. ] и некоторое историко-литературное значение его книги, в частности стихов, явившихся первым иностранным поэтическим откликом на события крестьянской войны и интервенции в Московии ХVII в.
Книга Массы не безразлична и для историка русской литературы: А. К. Толстой пользовался ею, когда писал последнюю часть своей трилогии “Борис Годунов”. В письме к М. М. Стасюлевичу от 28 ноября 1849 г. он писал: “Наконец трилогия готова, и, кажется, отдельные части fugen sich recht sauber zusammen. Только, если дело дойдет до издания всех трех трагедий вместе, надо будет в См[ерти] Иоан[на] переделать борисову жену, которую я в последней трагедии представил не по летописям, а по сказанию голландца Масса. Этак она выходит оригинальнее и рельефнее, как достойная дочь Малюты. Я думаю, Костомаров будет ею доволен” (М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке, под ред. М. К. Лемке, т. II, Спб., 1912 г. стр. 341).
Настоящий перевод сделан с голландского текста, напечатанного в издании Археографической комиссии “Сказания иностранных писателей о России”, т, II, Спб., 1868. Это издание, начатое в 1864 г., было предварено изданием А. фан дер Линде и М. Оболенского, вышедшим в Брюсселе в 1866 г. Оба издания сделаны по одной и той же рукописи И. Массы, хранящейся в Гааге, однако в них имеются различия, что объясняется трудностью прочтения самого текста и своеобразием правописания Массы. Первый и единственный до нашего времени перевод на русский язык был предпринят одновременно с подготовкой к печати голландского текста и поручен сначала К. Н. Бестужеву-Рюмину, потом, в 1870 г., А. М. Энгелю, но за смертью последнего в 1871 г. долго оставался незаконченным. В 1874 г. он, наконец, появился, на этот раз в переводе Шаховского (далее он обозначается нами как перевод Археографической комиссии). Сличив сочинение Массы по двум изданиям - фан Линде и Археографической комиссии, последняя определила: “слова и выражения, встречающиеся в первом издании и не находящиеся во втором, означать курсивом, те слова и выражения, которые находятся только во втором, печатать в разрядку” (Предисловие, стр. VI). В настоящем издании мы сочли это излишним и остановились на тексте, опубликованном Археографической комиссией, так как наиболее существенные, но все же редкие пропуски приходятся как раз на издание Фан Линде. В примечаниях же в отдельных случаях приведены разночтения. Вместе с тем было обращено внимание на возможную точность перевода и его адэкватность голландскому тексту.
Еще фан Линде, переводивший книгу И. Массы на Французский язык, указал на значительные трудности, возникающие при переводе, ввиду “отсутствия логического порядка во фразах, их неясности и неправильности”. Фан Линде не гарантировал, что всюду понимал точный смысл подлинника: “во многих местах Фраза сомнительна, орфография неправильна”. При издании первого русского перевода, Этой оговорки, которую мы в известной мере сохраняем и для себя, не сделано. И хотя указанные выше графические приемы придают ему видимость весьма точной публикации, на самом деле это не так. Иногда, даже в тех случаях, когда голландский текст не оставляет сомнений, перевод Археографической комиссии передает смысл неверно.
Переводчик Археографической комиссии широко пользовался французским переводом фан Линде, не слишком близким к подлиннику, по определению автора предисловия ко II т. “Сказаний иностранных писателей о России” (1868 г.). Так, например, в перечне подарков, посланных Лжедимитрием Марине, Масса упоминает “een gans orniment daer op stont een dier met vleugels van helitropio” (стр. 104); в переводе Археографической комиссии: “полный убор, на котором был изображен какой-то зверь с крыльями феникса” (стр. 216); в соответствии с переводом Фан Линде “un animal avec les atles de phenix” (стр. 193). Тогда как мы полагаем, что речь идет об изображении Зверя с крыльями из гелиотропа (драгоценный камень из группы халцедонов), сравни в так называемом “Дневнике Марины”: “крылатый зверь, оправленный золотом и дорогими каменьями” (“Сказания современников о Димитрии Самозванце”, ч. IV, Спб., 1834 г., стр. 9).
Далее необходимо отметить, что переводчик Археографической комиссии, повидимому, не ставил перед собой никакого стилевого задания. Переводчик то калькировал текст, впадая в дословщину, то произвольно удалялся от него. Стремясь к точности, мы вместе с тем полагаем, что до известной степени обязаны передать особенности языка эпохи и индивидуальные особенности языка Массы. Стиль Массы примитивен, в нем чувствуется налет наивной книжности недостаточно образованного человека, смешение делового языка с библейским, что столь обычно для торговых протестантских кругов Голландии; для языка Массы характерны: анафористичность, простое сочинение с помощью союза и нанизывание предложений, предложения с многочленным сказуемым, бедность и однообразие лексики. Все Это мы стремились передать или, по крайней мере, наметить в переводе.
Мы сознательно сохранили и воспроизвели все повторения Массы, например: “столь удивительно было наказание божие; это наказание было столь велико и удивительно, что...”, тогда как старый перевод ограничивался фразой: “наказание божие было так необыкновенно и ужасно, что...”. Не считая в данном случае необходимым прибегнуть к стилизации, мы однако стремились доказать в переводе и историческую отдаленность подлинника, В старом переводе в угоду языковому штампу восьмидесятых годов нарушалась даже точность; например, вместо: “эта женщина научала его всему дурному” переведено: “под дурным влиянием этой женщины” (стр. 72). Эти едва ощутимые в каждом отдельном случае проявления языковой инерции обычно, складываясь, лишают текст выразительности, обесцвечивают и обескровливают его. Передавая однообразие слога И. Массы, мы все же старались не подменять его штампованной речью. Вместе с тем мы сочли возможным ввести в наш перевод также слова и выражения с некоторым архаическим колоритом, но в тоже время совершенно понятные современному читателю; например: иноземцы вместо иностранцы, рубеж вместо граница, такие глаголы, как: помышлять, дозволить, страшиться, ожесточиться, взирать, вознамериться и пр. Добавления переводчика, вставленные для сохранения смысла и лучшей связи, заключены в квадратные скобки. В круглых скобках приведены все голландские обозначения имен собственных (по изданию Археографической комиссии), а также слова и выражения оригинала, как долженствующие удостоверить точность перевода, так и приведенные в случае отступления от дословности или неясности текста.
Необходимо при этом оговорить, что мы, считаясь с наличием перевода Археографической комиссии, пользовались им при новом переводе, отнюдь не полагая обязательным во что бы то ни стало менять текст там, где это не диктовалось указанными выше соображениями. Частично нами использован научный аппарат этого издания.
Стихи переведены для этого издания В. А. Зоргенфреем.
Текст воспроизведен по изданиям: Исаак Масса. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М. Государственное социально-экономическое издательство. 1936
© текст - Морозов А. 1936
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© OCR - Шуляк А. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Соцэкгиз 1936
Голландский купец итальянского происхождения из благородного семейства торговца сукнами города Гаарлема Исаак Масса, отправленный в 1601 году отцом для изучения торгового дела в Московию, возвратившись домой в 1609 году, взялся за перо и написал "Краткое известие о начале и происхождении современных войн и смут в Московии, случившихся до 1610 года за короткое правление нескольких государей".
Свой труд Исаак Масса преподнес самому просвещенному, по его мнению, и благородному принцу Морицу Оранскому в надежде, что сиятельный принц оценит его по достоинству, пригласит к себе, отблагодарит подобающим образом и поможет издать. Эта затаенная мысль о нелишней помощи видна в посвящении, сделанном Массой принцу Оранскому:
"... я почту за счастье, - обращается он к своему кумиру, - поднести вашей княжеской светлости эту маленькую книжицу, содержащую в себе известие о происхождении несчастных войн в Московии, ибо мне надлежит иметь о них основательные сведения, так как я прожил восемь лет в этой стране, в ее столице, и, будучи любознателен, мог видеть и подробно и обстоятельно узнавать обо всем при дворах различных благородных людей и дьяков (Масса свободно разговаривал по-русски, - Ю.П.), и я все время искал их расположения; и все это я изложил по порядку, насколько умел, ибо я никогда не обучался письму, кроме как сам у себя, а также почти ничему не учился".
Исаак Масса пояснил принцу, что пишет он "от доброго усердия и благого намерения" и что он, происходя "из достойной семьи", желал бы сообразно со своим положением с честью свершить свой жизненный путь, меж тем как в настоящее время нельзя вести торговлю в Московии".
Бесконечно жаль, что при жизни автора книга не увидела свет: ведь писал ее Масса от души, во имя отечества, которое имело с Россией торговые и дипломатические связи, и знания о стране-партнере, почерпнутые из записок честного очевидца, уберегли бы его родину от ошибок.
Впервые труд Исаака Массы был издан в 1866 году в Брюсселе на голландском и французском языках. Французский перевод появился в России и был отпечатан в Санкт-Петербурге в 1868 году, а в 1874 стараниями Археологической комиссии книгу перевели на русский язык. Вторичный перевод сделал А. Морозов в 1937 году.
Изданными Исаак Масса увидел лишь две свои статьи о Сибири, когда он с 1612 по 1615 год снова жил в России и вел переговоры по поручению Генеральных штатов с Московским государством о свободной торговле. Называли его тогда "молодым человеком, жительствующим в Московии" и голландским посланником Исааком Абрамовым. С этого времени его недолгое увлечение сочинительством и историей снова уступило место прежней коммерции, но на поверку оно обрело бессмертие. "На мировом погосте звучат лишь Письмена" (И. Бунин).
Совсем юношей Масса приехал в неведомую Россию попробовать свои силы в сфере торговли с северным соседом. Однако так успешно начатый еще Иваном Грозным торговый обмен между странами приостановился из-за всеобщей смуты в русском государстве, рожденной борьбой за престол.
Исаак Масса оказался не у дел, став невольным свидетелем роковых событий.
Россия ходила ходуном: цари сменялись временщиками, метящими в цари, их сметали самозванцы, чьими именами прикрывались предатели и захватчики; народ бедствовал, бунтовал, смирялся, восставал...
Поглощенный происходящим, Масса, имея дар располагать к себе людей и "весьма ловко узнавать секреты других лиц" (это мнение Якова Делагарди), стал записывать по свежим следам увиденное и услышанное, читать исторические хроники о Московии и размышлять об истоках российских неурядиц. В своих записках Масса оказался настолько обстоятелен, беспристрастен и точен, что его сведения о событиях тех лет нельзя оспорить ни русскими летописями, ни свидетельствами иностранных путешественников: любой приведенный Массой факт подтверждается историческими источниками. А главное, он сумел так выстроить фактический материал, что у читателей создается единая картина взаимосвязи причин и следствий в русской десятилетней истории, в которой случайности только подтверждают неизбежность хода событий. При этом Масса не делает собственных выводов - они напрашиваются сами собой.
Начало всему - необузданность и всевластие Ивана Грозного, проявившиеся и в государственных делах, и в личной семейной жизни, и породившие в итоге анархию в стране. Автор сознательно не упоминает об известных фактах, потому что "об этом много раз помянуто во всех историях". Он отбирает, может, не столь значительное, но характерное - то, что создало ситуацию великой смуты в Московском государстве.
Иван Грозный возбудил в завоеванных им землях жажду мести, в своей стране - борьбу за справедливость, за самостоятельность, в народе - паническое неприятие тирании и озлобленность.
"Иван Васильевич, царь и великий князь всех московитов, стяжал повсюду победы, и все больше и больше земель и народов подпадало к нему под власть, страшась его великого могущества, вследствие чего он чрезвычайно превознес самого себя, возомнив, что во всем свете нет ему равного, и никого не боялся; и к тому же, не доверяя никому из своих вельмож или дворян, жестоко обращался с ними; тех, о ком доходил до него какой-нибудь слух, хотя бы самый невероятный, он предавал позорной смерти, одних сажая на кол, других изводя различными другими нечеловеческими мучениями. Он даже приказывал поджигать свои собственные города и топить своих подданных тысячами, и, слыша их жалобные стоны и крики, громко смеялся, восклицая: "Вот как вы славно запели".
Полный "вздорными причудами, по большей части соединенными с жестокостями", он оставил после своей смерти огромное государство без власти. Первый его сын - наследник Дмитрий, сообщил Масса, утонул еще ребенком, выскользнув из отцовых рук и упав в воду; второго сына Ивана, нравом в отца, он сам убил в припадке ярости и ревности к его авторитету среди приближенных; третий сын Федор, сменивший его на престоле, не мог без посторонней помощи управлять страной; четвертый и последний его сын Дмитрий был зарезан в Угличе. Побочных детей у Ивана Грозного не могло быть, "ибо, поспав с какой-нибудь девушкой, - а он ежедневно приказывал приводить девиц из разных мест и его приказания исполняли, - он тотчас передавал ее своим опричникам и сводникам, которые портили ее дальше, так что у нее дети уже не могли родиться".
На пустующий трон тирана-царя пытались сесть самые ярые честолюбцы России, заранее ненавидя своих соперников и сживая их со свету при удобном случае.
Отважнее и напористее оказался Борис Годунов. С его именем связано первое упоминание Троице-Сергиева монастыря. Заурядный случай, происшедший в селе Воздвиженском, в истолковании Массы, обернулся бедствием для всей страны.
Как известно, сын Ивана Грозного Федор, человек "нрава кроткого и доброго", унаследовав царский трон после смерти отца, передоверил управление государством брату своей жены Борису Годунову. Борис, подстрекаемый своей суровой супругой из семьи Малюты Скуратова, постоянно убеждающей мужа в том, "что никто, кроме него, по смерти Федора не может вступить на престол", начал расправляться с потенциальными соперниками. Первым в их число попал, естественно, подрастающий сын Ивана Грозного Дмитрий.
Удачно разделавшись с прямым наследником и его родственниками Глинскими, Годунов "не довольствовался этим, ибо на его пути еще стояли дети Романовы, или сыновья Никиты Романовича": Федор, Иван, Михаил и Александр - ближайшие родственники здравствующего царя Федора Иоанновича по материнской линии. "Это был, - как пишет Масса, - самый знатный, старейший и могущественнейший род в Московии; никого не было ближе их к престолу; поэтому Борис стал искать случая устранить их... но не мог осуществить этого, ибо опасался придворных, дворянства и царя, любившего своих дядей Романовых".
"Так как они вели себя безупречно, то Борис ничего не мог предпринять против них, хотя и изыскивал к тому всяческие средства, за что однажды получил от царя выговор, которого не мог забыть. Когда царь отправлялся на богомолье в монастырь, расположенный в 12 милях от Москвы и называвшийся Троица, то на пути всегда три или четыре раза делали привал, и на третье место стоянки, называемое Воздвиженским, где был царский дворец, обыкновенно посылали за день перед тем боярских холопов, чтобы они заняли крестьянские избы для своих господ; и холопы Бориса встретились с холопами Александра Никитича (младшего из дядей царя Федора, - Ю.П.) в одном и том же месте, и те и другие хотели занять его (крестьянский дом, - Ю.П.), и так как холопы Бориса были сильнее и внушали больше страху, чем холопы Александра, то они силой выгнали их, а те пожаловались своему господину; Александр ничего не сказал на это, но велел им всегда уступать, а потом пожаловался царю; царь был раздосадован и сказал: "Борис, Борис, ты взаправду слишком много позволяешь себе в моем царстве; всевидящий Бог взыщет на тебе"; это слово, поистине сказанное царем от чистого сердца, так уязвило Бориса, что он поклялся не оставить это без отомщения и сдержал свою клятву..."
"Федор Иоаннович внезапно заболел и умер 5 (7) января 1598 года. Я твердо убежден в том, что Борис ускорил его смерть при содействии и по просьбе своей жены, желавшей скорее стать царицею...
Перед смертью он вручил корону и скипетр ближайшему родственнику своему, Федору Никитичу (Романову, - Ю.П.), передав ему управление царством... в присутствии всех вельмож, более желавших видеть на престоле его, чем Бориса". Но осторожный Федор Никитич, "услыхав и увидев все это, и зная все действия Бориса, и зная также, что невозможно воспрепятствовать ему, ибо народ любил Бориса и взывал к нему, и чтобы избавить свое любезное отечество от внутренних междоусобий и кровопролитий, ибо он хорошо знал, что своими действиями может навлечь великую опасность, передал корону и скипетр Борису, смиренно прося его как достойного принять их".
Да, власть берет тот, кто хочет и может ее взять и удержать. Забоялся рассудительный Федор Никитич надеть тяжелую шапку Мономаха и, чтобы уж никто никогда не предлагал ему престол, он, наказанный Борисом, постригся в ссылке в монахи, поставив и страну, и свой род на грань исчезновения... Не предполагал он, что через 15 лет (в 1613 г.) его шестнадцатилетнего сына Михаила провозгласят русским царем, а сам он, освобожденный из ссылки Лжедмитрием I и возведенный им в сан российского патриарха под именем Филарет, пройдя польский плен, станет наравне с сыном управлять государством (1619 - 1633), имея "очень большую долю в правлении при малоопытном, молодом и мягком Михаиле» (С. М. Соловьев).
Такого поворота хода событий Исаак Масса не мог предугадать. Он продолжает следить за расправой Годунова над родом Романовых.
"Прежде всего в ноябре 1600 г. Борис велел нескольким негодяям обвинить Федора Никитича, отдавшего ему корону, и братьев его, Ивана, Михаила и Александра, с их женами, детьми и родственниками, и обвинение заключалось в том, что будто они все вместе согласились отравить царя и все его семейство; но это было только для того, чтобы народ не считал, что эти знатные вельможи сосланы со своими домочадцами и лишены имущества невинными, и не сокрушался об их участи; Федора Никитича схватили и сослали за 300 миль от Москвы, в монастырь, неподалеку от Холмогор, который назывался Сийская обитель, и там он постригся в монахи. Михаил и Иван были отправлены в злосчастную ссылку: один на Волгу, другой на татарскую границу; Александра же, которого он давно ненавидел, Борис велел отвезти на Белоозеро, вместе с маленьким сыном Федором, и велел там истомить Александра в горячей бане, но ребенок заполз в угол, где мог немного дышать через маленькую щель, и остался жив по милости божественного провидения, и люди, взявшие его к себе, сберегли его".
Так, несущественная, казалось бы, уступка Борису Александром Романовым в стычке холопов у одного из домов села Воздвиженского (в ряду, безусловно, всечасных потачек Годунову) переросла в роковое попустительство, развязавшее руки тирану. Говорят же, что рождает тирана не сила его, а слабость и бесправие окружающих, их податливость и потворство властолюбцу. При Борисе "никто не смел сказать правду, и тот, кто имел врагов, должен был трепетать, ибо всякий мог оклеветать другого одним словом, и того губили, не выслушав" - Борисова "собственная совесть наполняла его страхом".
«Могут подумать, - размышляет о личности Бориса Годунова Исаак Масса, - каким образом Борис, не умевший ни читать, ни писать, был столь ловок, хитер, пронырлив и умен. Это происходило от его обширной памяти, ибо он никогда не забывал того, что раз видел или слышал»
Еще раз Исаак Масса упомянул Троице-Сергиев монастырь, когда он довел рассказ до воцарения Василия Шуйского после убийства Лжедмитрия I и начала борьбы Шуйского с Лжедмитрием II. Уже было покончено с Петром Федоровичем, "который выдавал себя за незаконного сына Федора Иоанновича, прежнего царя Московии", схватили также и казнили Ивана Болотникова, отбили у самозванца многие города и взяли Тулу. Ради укрепления трона и продолжения новой династии царей Шуйский женился. Но до спокойствия в стране было еще куда как далеко. "Сверх того, - пишет Масса, - множество поляков наводнило землю, снова пришедшую в чрезвычайно бедственное состояние... И так шли дела до лета 1608 года".
По весне, когда наступило половодье, "вместе со льдом выносило на равнину трупы людей, наполовину съеденные щуками и другими рыбами, которые объели их мясо, и эти мертвые тела лежали там по берегам и гнили тысячами, покрытые раками и червями, точившими их до костей; все это я сам видел в Москве".
К лету Москву обуяло страхом известие о победном приближении польского войска к столице, об устрашающих казнях перебежчиков и предателей и о том, что Шуйский, боясь освобождения поляками ссыльной Марины Мнишек и ее отца, сандомирского воеводу Юрия Мнишка, и рассчитывая получить за них большой выкуп от поляков, приказал их привезти в Москву.
"И неприятель, приближаясь к Москве, наконец, 2 июня подступил к городу вместе со своим царем Дмитрием, как его называли, и с ним были многие вельможи из Литвы и Польши, также Вышневецкие, Тышкевичи и все родственники Сандомирского, также великий канцлер Лев Сапега; и обложил кругом Москву и занял все монастыри и деревеньки в окрестностях, также осадил Симонов монастырь. Меж тем Сапега (сын Льва Иван-Петр-Павел-Ян Сапега, - Ю.П.) повел войско к Троице, большому укрепленному монастырю, в двенадцати милях от Москвы, по Ярославской дороге; и этот монастырь был весьма сильной крепостью". (Как известно, Ян Сапега осадил Троицу 27 сентября 1608 года, - Ю.П.).
Исаак Масса сообщает о предпринятых Шуйским мерах по спасению столицы: он послал Скопина-Шуйского в Швецию за помощью, отозвал из-под Астрахани Петра Шереметева с войсками, "грозил казнью Сандомирскому и всем его людям, обвиняя его в том, что все это произошло по его вине, что и справедливо; так что Сандомирский, страшась смерти, давал диковинные обещания, что он, если его отпустят со всеми людьми, а также обоих послов, мирными переговорами положит конец войне, и обещал заключить мир между Польшею и Московиею с тем, что Польше будет дано то, что ей издавна следовало, и его, Сандомирского, вместе со свитою заставил и в том принести клятву, но из этого ничего не вышло, только Сандомирского вместе с его людьми отпустили и дали благополучно выехать из Москвы (...).
Дмитрий, стоящий под Москвою с большим войском, как говорили, принялся строить хижины и дома, повелев свозить из окрестных деревень лес, и построил почти целое большое предместье, также и Сапега под Троицким монастырем; а некоторые польские паны двинулись на Ярославль и с помощью измены захватили его врасплох, подожгли со всех сторон и вконец разграбили вместе с прекрасным тамошним монастырем, также перебили множество людей, а остальных покорили".
Москва, как и Троице-Сергиев монастырь, находилась в осаде до начала 1610 года, до тех пор, пока не освободили русские земли от Москвы до Белого моря Скопин-Шуйский в союзе с нанятыми шведами и войсками Петра Шереметева. (Москву освободили 29 декабря 1609 г., Троицкий монастырь - 12 января 1610 г., - Ю.П.).
И все же почивать на лаврах было еще рано. По стране рыскали банды и польско-литовские лазутчики. По этой причине по приказу Василия Ивановича Шуйского грамоты в освобожденные города, в частности - в Вологду, отсылались с великой предосторожностью: «эти грамоты запекли в хлеб, на тот случай, если гонцы, переодетые бродягами и нищими, будут схвачены, то грамоты не должны достаться неприятелю».
Тем временем и другие русские города, осознав шаткость власти Лжедмитрия II, стали изгонять поляков и переходить на сторону Москвы, что несказанно обрадовало иностранных купцов и в их числе Массу, потому что из-за войн прекратилась торговля и купцы были не у дел.
К весне 1609 года, пишет Масса, "весь путь от Ярославля до Белого моря совершенно очистился, так что все купцы тотчас же по вскрытии рек с великой радостию отправились к морю и в Архангельск и здесь нашли свои корабли, прибывшие из Англии и Голландии, которых они уже не чаяли больше видеть; невзирая на великие убытки, которые мы понесли... мы благодарили Бога за сохранение своей жизни".
Сжившийся с несчастной страной "войн и бедствий", Исаак Масса на пути к дому близко к сердцу принял известие о том, что Москва освобождена, и благодарил Бога за то, что в России все кончилось благополучно, потому что, говорит он, "было бы худо, когда бы поляки завоевали эту страну; ибо, завладев этой страной, они снова посадили бы на престол какого-нибудь царя Дмитрия и не продержались бы там и одного года, ибо московиты и русские еще более своевольны и упрямы, чем евреи, и снова перебили бы всех поляков, а Московия лишилась бы людей и была бы совершенно разорена, от чего всемогущий Бог да сохранит ее... и устроит все к лучшему".
Надо отдать должное Исааку Массе в том, что он в отличие от многих иностранцев, побывавших в России, не заражен западным высокомерием по отношению к русскому народу. Сказанные им по ходу дела слова о нашем народе, мягкие и незлобивые, в то же время не лишены доли горькой для нас правды.
Упомянув о своеволии и упрямстве московитов, он заметил в народе "легковерие и бедность" и то, что "московиты не умеют вести иной войны, кроме как наудачу, или с многолюдным войском, или против не знающих порядка татар". Ему, молодому человеку, не нравится, что русские "держат своих жен взаперти так, что никто не может их видеть", а как протестанту ему обидно, что московиты святого чудотворца "Николая ставят почти наравне с Христом, да и чтут его в десять раз более", "полагая и твердо веря тому, что только они христиане".
Масса подметил, что русские "считают своего царя за высшее божество" и посему боятся его как огня, а в то же время народ "любит смену государей и всегда надеется получить лучшего государя". Эта вера в хорошего царя видоизменила народ: он, "всегда в этой стране готовый к волнению", "всегда злобен и неразумен, держит нос по ветру, невзирая на клятвы, которые они приносили, приносят и будут еще приносить, и ведет жизнь, подобно скотам", вероятно, надеясь, что кто-то другой, лучший, придет и за них наладит их жизнь.
Когда Масса искал художника, который бы нарисовал ему план Москвы, он столкнулся с необъяснимой подозрительностью в поведении московитов: "Я не осмелился, - признается он, - побудить их сделать для меня изображение Москвы, ибо меня, наверное, схватили бы и подвергли бы пыткам, заподозрив, что я замышляю какую-нибудь измену. Так подозрителен этот народ в подобных вещах..." (То, чего нельзя в открытую, можно втихую. Масса нашел в Москве талантливого иконописца, который составил ему великолепный план Москвы, взяв с Массы слово не разглашать его имени. Масса поместил этот план в свою книгу, благодаря чему русские историки узнали, как выглядела Москва в начале XVII века, – Ю.П.).
Поразило Исаака Массу безразличие русских богатых к своим голодным согражданам (не в этом ли все наши невзгоды!). В годы всеобщего голода (при Борисе Годунове) запасов хлеба "в стране было больше, чем могли бы съесть все жители в четыре года". Купцы же и прочие хозяева хлебных запасов, включая самого патриарха, взвинтили цены на хлеб, прятали его в ямы от обнищавших голодных людей, гноили... Царь Борис приказывал раздавать хлеб из казенных житниц, но хлеб в основном расходился по рукам ловкачей. "Такая дороговизна хлеба продолжалась четыре года, почти до 1605 года", - сообщает Масса, рассказав о тысячах потерявших разум оголодавших людей, жующих все, что попадется на глаза. "И я сам охотно бы дал поесть молодому человеку, который сидел против нашего дома и с большой жадностью ел сено в течение четырех дней, от чего надорвался и умер, но я, опасаясь, что заметят и нападут на меня, не посмел", - сознался автор.
Не ускользнула из памяти Массы и такая характерная вплоть до нашего времени черта русского народа. После венчания Бориса на царство "были выставлены для народа большие чаны, полные сладким медом и пивом, и каждый мог пить сколько хотел, ибо для них наибольшая радость, когда они могут пить вволю, и на это они мастера, а паче всего на водку, которую запрещено пить всем, кроме дворян и купцов, и если бы народу было дозволено, то почти все опились бы до смерти..."
Голландец Масса радуется от всего сердца за русских людей, чудом избежавших "диковинных" замыслов Лжедмитрия I по преобразованию страны "с помощью папской курии" и по совету иезуитов-католиков. Залетевший на московский трон самозванец решил, что русских, "погруженных в невежество", "можно удержать в повиновении только страхом и принуждением, и ежели им дать волю, то они ни о чем не помышляют; того ради он почел за лучшее устранить бояр, чтобы потом распорядиться дурным, глупым народом по своему желанию и привести его к тому, что он найдет полезным".
Натура Исаака Массы не принимала власти "по своему желанию" ни в лице законных царей, ни, тем более, в лице самоутвердившихся владык. Он видел, что и те, и другие самодержцы только губят людей, нещадно разоряют страну и препятствуют ее естественному развитию. Он не приметил и благотворного иностранного влияния на русские нравы, хотя и передал мнение московитов, что немцы способнее их в военном деле, и их расхожую поговорку в виде вопроса-утверждения: "В Москве говорят: "Кто умнее немцев и надменнее поляков?"
История московских смут
Рукопись Массы хранится в Гааге. Голландский текст был напечатан в издании Археографической комиссии («Сказания иностранных писателей о России», т. II, СПб.,1868). Первый русский перевод появился в 1874 г. В 1937 г. он был переработан и снабжен комментариями.
Портреты Массы работы Франса Халса
Франц Халс написал несколько портретов Массы, из которых наиболее известны двойной портрет Массы с женой (1622) и одиночный портрет (1626).
Сочинения
- Исаак Масса. (рус.) . Восточная литература . Проверено 12 марта 2010. .
Напишите отзыв о статье "Масса, Исаак"
Примечания
Литература
- Сказания иностранных писателей о России, изданные Археографической комиссией. Том 2
- Масса И. / Исаак Масса; Перевод, примечания и вводная статья А. А. Морозова; перевод стихов В. А. Зоргенфрея . - М .: ОГИЗ - Гос. социально-экономическое изд-во , 1937. - 208, с. - (Иностранные путешественники о России). - 10 000 экз. (в пер.)
- Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. - Петрозаводск: Карелия, 1973. - С. 154-155. - 269 с. - 1000 экз.
- / Сост. М. П. Алексеев ; Сибирское отделение Российской академии наук. - Новосибирск: Наука, 2006. - 504 с.
Ссылки
- Keuning, Johannes (1953). «». Imago Mundi (Routledge) 10 : 65–79. DOI :10.1080/03085695308592034 . Проверено 11-01-2010.
Отрывок, характеризующий Масса, Исаак
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n"est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
Исаак Масса. Портрет работы Франса Хальса. 1635 г.
Репродукция с сайта http://www.siberianway.ru/
Исаак Масса (ок.1587-1635) - голландский торговец. Находился в Московском государстве в 1601-1609 годы . Вернувшись в Нидерланды, он составил свое описание исторических событий в Московии начиная со времени Ивана Грозного . Приложив к своему сочинению чертеж Москвы, Масса подал его штатгалтеру принцу Морицу Оранскому в надежде, что его усердие не будет оставлено без внимания. Однако неизвестно, как была принята книга. В 1612 г. Масса снова поехал в Москву и с тех пор не прекращал дипломатическую и торговую деятельность там. Генеральные штаты неоднократно поручали ему вести переговоры с Москвой о свободной торговле.
Сведения Массы основаны как на его собственных наблюдениях, так и на слухах и общении со многими информированными людьми. Хотя некоторые известия его и являются явно ошибочными, но он иногда приводит и довольно точные сведения о событиях, на которых присутствовал заведомо узкий круг лиц (например, приемы герцога Иоанна, послов Ганзы), и эти известия подтверждаются отчетами и донесениями посольств.
Рукопись Массы хранится в Гааге. Голландский текст был напечатан в издании Археографической комиссии ("Сказания иностранных писателей о России", т.II, СПб.,1868). Первый русский перевод появился в 1874 г. В 1937 г. он был переработан и снабжен комментариями.
Масса (Massa), Исаак (1587-1635) - голландский купец и резидент в России 1614-1634 годы. Жил в Москве в 1601-1609, 1612-1634 годы. Изучил русский язык и собрал много материалов по истории России конца 16 - начала 17 веков и географии ее восточных районов. Около 1611 года написал сочинение о событиях в России конца 16 - начала 17 веков, которое является ценным источником по истории восстания Болотникова и других событий 1601-1609 годов. Статьи Массы, посвященные истории завоевания и географии Сибири, были одними из первых сочинений о Сибири в западноевропейской литературе. Масса опубликовал ряд карт России и отдельных ее районов.
Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 9. МАЛЬТА - НАХИМОВ. 1966.
Далее читайте:
Сочинения:
Краткое известие о Московии в нач. XVII в., М., 1937.
Литература:
Кордт В. A., Очерк сношений Моск. гос-ва с республикой Соедин. Нидерландов до 1631 г., РИО, т. 116, СПБ, 1902;
Алексеев М. П., Сибирь в известиях зап.-европ. путешественников и писателей, 2 изд., Иркутск, 1941.